— Не доверяете ей? — начальник охраны хмурится, словно перебирает в памяти какие-то важные события. Догадываюсь, что речь пошла бы о её отъезде в Польшу.
Если верить Валентину — повода не доверять ей нет.
— Для меня она — чистый лист. Боюсь в определённый момент тупо сорваться и потерять контроль над эмоциями. По глупости можно столько дел наворотить, что за всю жизнь не удастся расхлебать. Это во-первых. А во-вторых: ты знаешь причину. Мой тесть.
— Что верно, то верно.
Выходим из дома. Сажусь в машину, открывая планшет. Нужно разобраться с последними незавершёнными делами в офисе. Там тоже в некотором роде тёмный лес.
— Так каким, говоришь, делом занялась? — спрашиваю, когда Герман с водителем ныряют в салон.
— Готовит новые декорации под фотосъёмку. Парни отправили в разведку товарища. Он заказал снимки на паспорт для отвода глаз. Ваша Яна занялась переоборудованием студии. Деловая встреча всего лишь отмазка.
— Вот же ж… неугомонная Мэри Поппинс, — процедив сквозь зубы, даю водителю команду езжать в больницу. — Ей тяжести нельзя таскать. Она в курсе? Отвлечь её сегодня чем-то можно? Завтра найму работников, они ей помогут всё организовать. Я надеюсь, у неё там нет всяких кроватей, комодов и декоративных каминов? Что там ещё используют для семейных снимков?
— Есть. Студия у неё немаленькая. Сестра покойная подсуетилась в своё время. Так что забот выше крыши она себе точно найдёт до конца рабочего дня.
— Значит найди ей семью с ребёнком и отправь к ней. За мой счёт. И чтобы ничего не заподозрила. Тяжелее фотоаппарата чтобы в руки ничего не брала. Пусть займут на пару часов.
— Хорошо. Сейчас что-нибудь придумаю. Есть одна семья на примете. У них близнецы.
— Отлично, — соглашаюсь. — И ещё, — почувствовав болевую пульсацию в висках, опускаю затылок на подголовник. — Цветы ей закажи. Визитка есть в бардачке. Пусть доставят прямиком в студию.
— Какие?
— На этот раз красные бархатные розы.
Никаких невинных пастельно-розовых оттенков на вечер не предвидится. Если уж Яна решила разжечь во мне страсть по-новой, значит, красный оттенок для романтического вечера в самый раз.
Закрываю глаза и вижу её. Только её. Улетаю...
Идеальный образ Мышки никак не хочет выветриваться из мозгов. В них словно заело кнопку автоповтора. Не даёт сосредоточиться больше ни на чём, только на ней, на чертовом соблазнительном платье, её приоткрытых алых губах, на пышной вздымающейся груди, на стройных ножках и влажной плоти между ними...
Реакция ожидаема. В брюках становится тесно. Особенно от осознания того, что Яна, проворачивая весь этот спектакль, старалась именно для меня.
Для меня, черт возьми! Не для какого-то там булочника, чтобы привлечь его благосклонность. Она старалась ради меня.
— Алло, Стас, нарыли что-нибудь? — голос Германа отвлекает от дум. — Отлично.
Распахнув веки, сажусь ровно. Тело непроизвольно напрягается, пока Терентьев слушает доклад. Я в свою очередь прислушиваюсь к голосу в динамике, но из-за шума подскочившего пульса в ушах ничего не могу разобрать.
— Лады. Жду. Бери Алекса и дуй в офис Евгения Дмитриевича. Встретимся там. Мы только на часик в больницу заскочим, — Герман резко оборачивается ко мне, уточняя: — Евгений, может в офис всё-таки не поедете? Вам бы отдохнуть пару дней.
— Отдохну вечером, Герман. Пусть едут в офис. Уверен, мне там есть чем заняться до вечера.
— Ок.
В больницу попадаем ближе к обеду. Прохожу электроэнцефалографию. Доктор говорит — спонтанная амнезия часто бывает временной. Воспоминания должны возвращаться в хронологическом порядке, начиная с самых старых. Раз сына вспомнил, значит надежда есть.
По ходу узнаю неутешительный диагноз Стеллы. На ноги она может встать, только если случится чудо. «Чудо» по словам врачей — это я. Поддержка. Забота. Любовь.
Только где её взять-то эту любовь, если она свернула с нашего общего пути.
— Пойдёмте, я вас к ней проведу, — вставая со стула, говорит заведующая отделением реанимации Зимина.
Вместе с охраной покидаем её кабинет.
— Мы перевели её в ВИП-палату. Вам нужно будет оплатить дополнительные услуги по её уходу. И ещё, Евгений Дмитриевич, я слышала, вы хотели отправить её лечиться заграницу. Я бы вам не советовала делать это в ближайший месяц. Переезд может только усугубить состояние здоровья вашей супруги. Транспортировка больной, другой климат, чужие люди… Понимаете, о чём я?
Понимаю лишь то, что мне наплевать на её мнение.
— Думаю, я сам буду решать, где ей лечиться. Я сделаю все для того, чтобы она встала на ноги в кратчайшие сроки. Спасибо за совет, Юлия Владимировна, но мне нужны результаты. Надеяться на авось я не привык.
— Понимаю вас. Наши больницы по сравнению с европейскими куда хуже, но специалисты и здесь есть хорошие. Но право ваше, конечно же. Просто Стелла Маратовна вряд ли захочет… — замешкав секунду, как-то неопределённо добавляет: — Из-за потери ребёнка её нервная система пошатнулась.
Останавливаемся у двери палаты. Сквозь незашторенное окно замечаю небольшое столпотворение. Ослепляющие вспышки камер, виляющий туда-сюда микрофон, и чмо, которое только что всплыло в моей памяти под воздействием увиденного.
Ресторан Вики. Вал, Лера рядом, Стелла поёт на благотворительном вечере. От скуки открыл Инсту. Фото свежие. Загружены того дня. Тогда я не стал выяснять, зачем этот гондон лапал мою жену за задницу перед объективами фотокамер. Не было желания. Сейчас возникло другое — выгнать пинком под зад. Не потому, что мне Стелла дорога, как прежде. Всё совершенно иначе. Меня вся эта ситуация слишком напрягает. Противно.
— Что здесь делают журналисты? Почему в палату пустили посторонних? — тональность в моём голосе меняется мгновенно. Почувствовав вкус ярости, завожусь не на шутку.
— Так Борисовский же её…
— Я знаю, кто он! — прерываю оправдание докторши. — Здесь я покупаю для неё покой, поэтому вы сейчас же выгоните желтую прессу к чертовой матери!
Сгибаюсь пополам от вспышки острой боли в висках. Костыль с грохотом выпускаю из-под мышки. Герман, проявив точную реакцию, помогает удержать равновесие и не упасть, подводит к стене.
Выравниваюсь. Прислоняю затылок к холодной поверхности и часто дышу на фоне взволнованных нареканий врача. В голове происходит смена быстрых картинок, необъяснимо существующих где-то на подкорке мозга. А ещё я слышу голоса. Звучат диалоги, смех, чьё-то шумное прерывистое дыхание…
— Незаконно выглядеть так безупречно. Привет... Я — Евгений. Скучаешь?
— Нет. Я люблю уединяться от шумных компаний. Всегда есть повод подумать о чём-то важном. Яна. Приятно познакомиться.
— Не стоит, Яна, отдашь пиджак потом. Ты замёрзла, дрожишь как котёнок. Интересуешься благотворительностью?
— Если это помогает спасти чью-то жизнь, почему нет?
— Значит.., ты любишь детей?
— Я очень тепло отношусь к детям. В них столько искренности, сколько не найдёшь в огромной толпе тех взрослых людей, которые здесь собрались.
— Хм... Интересный ход.
— Вы это о чём?
— Да так, ни о чём. Есть возможность добавить меня в свой список дел на выходные?
— Даже не надейтесь. Давно не ходили по девушкам?
— Яна, а что по вашему должен сказать интересный мужчина симпатичной молодой девушке во время знакомства, чтобы не получить отказа?
— Зачем Вам мой совет? Судя по виду, Вас интересует однодневная аренда, но если бы Вы знали женщин хоть чуточку лучше, то догадались бы, что я намекнула оставить меня в покое. Удачной охоты, Евгений.
Господи, мне кажется, я сейчас сойду с ума…
Тот трагический вечер полностью пронёсся перед глазами.
…Наше первое знакомство, жаркая пощёчина и неистовый поцелуй… Её аккуратная окровавленная ступня. Глаза, полные отчаяния и боли… Её дрожь, когда нечаянно касался кожи. И тот же запах спелого персика с цветочными нотками, который напрочь сносил башню, накачивая голову хмелем…